Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 65 ]  На страницу Пред.  1 ... 3, 4, 5, 6, 7
ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ. 
Автор Сообщение

Зарегистрирован: 07 фев 2013, 16:58
Сообщений: 1885
Сообщение Re: ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ.
Некоторые исследователи мозга человека сравнивают его с паразитом, старающимся жить за счёт тела.
Мозг общества вполне заслуживает подобного сравнения и с высокой степенью вероятности обязан своему зарождению подобными мотивами его членов, не способных конкурировать с другими в банальной форме деятельности.
Организация общества может обладать гораздо большей эффективностью для его выживаемости, нежели спонтанная стадная реакция коллективной самозащиты и тех, кто был способен их обеспечить, оценили по достоинству.
Неприятности начинаются с монополизации жречеством культуры управления и создания культа непогрешимости организаторов, что способствует утрате критического мышления у низовых представителей рода и деградации организаторов, с одновременным наращиванием суррогатных технологий манипулирования обществом, в результате чего коллективный разум рода в возрастающей степени приобретает черты паразита.
Усугубляет ситуацию завышенная самооценка жречеством своей роли в обеспечении всеобщего благополучия, особенно по мере замещения организаторских способностей технологиями управления и подавления общественного сознания, что и является свидетельством паразитизма.
Завышение самооценки усиливается по мере подавления критического мышления и аналитических способностей масс, остатки которых интерпретируются, как чужеродные по отношению к навязанной массам псевдокультуре.
Вместе с тем, в отношении состояния сознания некоторых, а возможно и большинства народов, по отношению к сознанию своих элит, таковое суждение может быть вполне оправданным.
Успешность геополитической конкуренции управляемых субъектов в экономической и военной сфере определяет совокупный потенциал консолидирующих факторов и степень нанесённого им паразитизмом ущерба, что и обеспечивает выживаемость рода.


22 ноя 2020, 09:49
Профиль

Зарегистрирован: 07 фев 2013, 16:58
Сообщений: 1885
Сообщение Re: ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ.
Можно было бы и в "ссыльнопоселении", но жалко закапывать, да и со стихотворением Кешокова в "Сказках Ладара" перекликается, и творчество, как не говори.
https://zen.yandex.ru/media/id/5eb8cb23 ... 050865a4b8

"Это только - присказка. Сказка - впереди."

https://zen.yandex.ru/media/kajaleksey/ ... 006ddc6946

Темы, на первый взгляд разные, но если мыслить вне конкретики то открывается нечто общее.

"Обратил внимание на некоторую организационную диверсию заложенную под ВПК еще в бытность СССР, в рамках ГОСТов СРПП ВТ (ГОСТ В 15.2ХХ - Система разработки и постановки на производство изделий военной техники), а так же в прочей сопутствующей НТД, и старательно повторенную уже в буржуазной РФ в системе СРППП ВТ (ГОСТ РВ 15.2ХХ). Суть ее в том, что государственными стандартами, в рамках ОКР, по умолчанию предусмотрена абсолютно безошибочная работа всех конструкторов.

При этом, практически исключается возможность допущения существенных просчетов и ошибок (в то время, как в рамках НИР, к примеру, даже полная неудача является вполне качественным и легитимным результатом). Причем, ситуация дополнительно усугубляется практически полным прекращением НИР в рамках ГОЗа. Объяснить такое явление можно только злым умыслом и/или злокачественным перфекционизмом."


Стремление властвующей "плесени" к абсолютному авторитету в массах, путём насаждаемого авторитаризма или даже тоталитаризма, неизбежно нарушает работу обратных связей, опирающихся на критический разум практиков, проистекающий от практики, как критерия истины и корректирующий методики теоретических разработок.
Стремление повелевать в "творческом порыве своей гениальности", либо "следуя Великим предначертаниям" безоглядно - довольно заразная психическая болезнь, поражающая во след политической власти все направления научной и хозяйственной деятельности и уровни компетентности бюрократических структур, по мере их эволюционного оглупления.
Самое ужасное это - культура тоталитаризма "стреножившая" критический разум всей бюрократической иерархии.
Пригревшийся бюрократический сброд предпочитает быть передаточным звеном механизма "высшей" воли, и любое проявление разума, не только снизу, но и у своих коллег, воспринимает, как прецедент, способный поставить под сомнение их собственную сравнительную ценность в глазах вышестоящих, что создаёт риски достигнутому уровню благополучия.
Преемственность эволюционных механизмов разрушивших систему строительства социализма достаточно очевидна.
На смену "врагам народа", которые без сомнения были, хотя и несколько иной природы, нежели представляли себе и нам, оберегающие свой авторитет бюрократы, - пришли новые ярлыки "иностранных агентов", навешиваемые на тех, которым нет возможности централизованно перекрыть "финансовый кислород" и лишить тем самым возможности вякать.
Зачем гнобят в России бизнес? Ради того, чтобы не набрал силу и не обрёл политический голос в противовес голосу естественных монополистов, считающих, что "государство это - Я".
Запасайтесь гречкой и справками о непригодности к армейской службе, поскольку такие собственные болезни власти всегда пытаются лечить за счёт народа, предлагая по черномырдински, - "если что-то где-то чешется, - чесать в другом месте".
И место это вам обеспечат. :( :lol:

А теперь самое печальное.
Иностранные агенты не могут не существовать и "есть пристрастье на Руси - ночью слушать ВВС".
Информационную войну никто не отменял и идёт она на два фронта. Оба врага: внешний и внутренний, в равной степени опасны.
Причём, каждая из внутренних воюющих сторон старается связать противника с внешним врагом в глазах неприсоединившихся.
Пока мы такие, как есть, по другому с нами нельзя.
Нам же дороже обойдётся.
Мы будем воссоздавать самоубийственную систему, но на более примитивном нравственном уровне.
Для того, чтобы выжить, надо стать другими.
Нам с радостью помогут стать другими, бросив отравленный "спасательный круг".
https://www.youtube.com/watch?v=_P7vswBW9Lw
Поможет ли это избавиться от "никого, ставшего всем" или отодвинет нас на уровень слаборазвитых стран всеобщей умственной деградацией до уровня искусственного интеллекта?
Давайте думать, кто может.
Это наш шанс.:)
Есть готовые рецепты.
https://www.youtube.com/watch?v=0tVpSV0dysM
С таковыми многие не согласятся и будут частично правы.
Доступное всеобщее образование плодит огромное количество соискателей места в социальных лифтах, обладающих формальным правом на места в них, но представляющих социальную опасность на должностях общественного уровня значимости.
Можно сколько угодно изощряться в проверке знания ими морального кодекса строителя коммунизма, материалов последнего съезда правящей партии или текста "Малой земли", но это лишь тест на театральные способности, глубину погружения в образ сулящий успех и лицемерие.
Выявить уровень властной профпригодности может только независимая практика собственного дела, где ты волен диктовать условия нанятым тобой работникам.
В этом случае, твоя алчность сама определит твой потолок в конкурентной среде, через степень квалификации сотрудников и эффективность их работы, которых ты сможешь удержать достойным вознаграждением за их труд, за счёт своей прибыли, и степень концентрации производства, соответствующую разумности твоего управления.
Впрочем, этого будет мало.
Частная собственность необходима, как альтернативная бюрократической, возможность обогащения, подобно тому, как прикармливают крокодилов в определённое время на определённом участке водоёма, чтобы можно было всем купаться в другом месте. Там-же концентрируется и криминал, инициаторы которого воспроизводятся подобно сексуальным меньшинствам и также представляют аномалию человеческой природы.
Уничтожить не получится. Очень хорошая мимикрия.
Стремящиеся стать всем, этого, как правило не понимают, находясь в состоянии классового угара и жажды реванша, но по природе своей не отличаются от эксплуататоров и самые активные быстро забывают "классовые заморочки", с лихвой восполняя прессинг частного капитала интересами народа, со всеми вытекающими эволюционными последствиями.
Жду ваших мыслей, но можно и не думать.
У эволюции и на этот вариант есть своё решение.


08 мар 2021, 09:22
Профиль

Зарегистрирован: 07 фев 2013, 16:58
Сообщений: 1885
Сообщение Re: ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ.
Наша майская встреча ознаменовалась пожеланием Коловрата некоего духовного действия относительно Купалы.
Время идёт и Купала приближается, а смысл данного действия остаётся нераскрытым.
В беседе со Светобором мы пришли к выводу о том, что речь могла идти о поиске исконности Купалы.
Тема мне представляется насколько важной, настолько и нравственно деликатной, хотя Коловрат не счёл нужным уточнить своё понимание духовной задачи, возможно, осознавая или не давая себе отчёта в таковой сложности темы.
Хотелось бы избежать философской заумности и рубленных рекомендаций поручика Ржевского.
Развивать это направление без уточнения Коловратом поставленной задачи весьма рискованно возможной анекдотичностью направления развития.
Анекдот.
Маленький мальчик спрашивает маму, что такое - аборт.
Мама смущаясь и давясь словами пытается объяснить, но в конце её любопытство заставляет спросить - где ты услышал это слово.
- В песне, - отвечает малец.
- !... Какой?
- "А волны: и стонут, и плачут, и бьются аборт корабля..."


Поэтому наберёмся терпения и подождём уточнения задачи и её видение.
Есть, правда, - риск некой зашоренности раскрытия данной темы, но это меньшее зло нежели подставляться под чью бы то ни было иронию, профанируя тему и отвечая иронией, заставлять погружаться в оскорблённое чувство собственной значимости. :)

Подступиться к теме будет легче если познакомиться с наилучшей на мой взгляд попыткой анализа духовной практики данного направления.
Духовность и поэтичность - родственные понятия и подчиняются единому нравственному закону внутри нас, выразить который во всей полноте безуспешно стремятся все религии и все поэты мира на протяжении тысячелетий.
Этот "бриллиант" сверкает бесчисленным количеством граней, преломляя свет реальности, но примитивный разум предпочитает "свечку" или даже "лучину".
"И света больше, и греет, и очаг развести способнее".


Жан Поль.
Приготовительная школа эстетики.
(выдержка)

О чувственной любви,
"...глаже прежних переходов, где, например, от ненависти (в третьем) мы сразу же перескакивали к любви. Как мизантроп полюбит, не краснея?.. Когда человек от Платона и древних трагических поэтов прямо переходит к нашим дням и оказывается в роще Пафоса новых поэтастов, где на голых ветвях нет ни одного листочка и где все видно насквозь, так он решает, что не из Греции попал в Грецию, а из Греции на Камчатку, где стрелы Амура окунают в г..... (простим автору эту метафору, поскольку образ поручика Ржевского, примиряющего нас со скотством посредством его осмеяния юмором, ещё не родился, и нравственный закон защищали более принципиально. Ладар.)

Самый сильный аргумент против того, чтобы расписывать сцены чувственной любви, диктуется не нравственностью, а поэтикой. Вообще говоря, есть два чувства, которые не могут доставить нам чистого и свободного художественного наслаждения, — это омерзение и чувственная любовь, и вот почему не доставляют они нам наслаждения: они сходят с полотна и погружаются в душу зрителя, они созерцание обращают в страдание. Правда, когда говорят о чувственной любви, то предполагают что зритель испытывает любовь противоположного свойства — но тогда зрителя нужно наделить сперва жидкой косицей из серебрящихся волосков и придать ему солидный возраст — лет восемьдесят. Ведь даже Шоппиус (см Бейля) вынужден был отказаться от рыбы и мяса, дурно ел (питался одним сыром и пр.), спал на жестком, и все для того, чтобы остаться тем, чем он был, — это при том, что искал он в классиках не столько наслаждений, сколько оборотов речи; чего же ждать от любителей поэзии, которые одновременно читают и едят, не ждать ли от них самого худшего? — ведь даже в Латраппе, где кормят не лучшим образом, Дерансе вынужден был запретить чтение одной из книг Библии, именно историю Сусанны, а древние раввины запрещали читать Песнь Песней прежде достижения тридцатилетнего возраста. Для чего же живопись, если она прерывает полет души, оскорбляет нежные души и ублажает лишь дурные? Разве художнику приятно содеяться низким сводником и видеть, какое позорное участие проявляют к его сочинениям люди дурные? Но, боюсь, причина, почему так много развелось у нас наглых и откровенных выставок сокрытого и почему так много народилось наглых их покровителей, — они скорее запретят искусству подкупать нас нравственным содержанием, чем безнравственным, — причина этого заключена в двух видах того, что легко дается: во-первых, легко дается рисовать как бы скрытые за занавесью и потому малоизвестные ситуации, а во-вторых, нетрудно подкупать нас такими картинами в ущерб искусству, так что виноваты, получается, не художественные соображения, а отсутствие таковых. Самые великие поэты — самые целомудренные; из наших назову Клопштока и Гердера Шиллера и Гете, — три грации в «Тассо» «Ифигении» и «Евгении»{1} Гете вполне и без всякого смущения могли бы обходиться без своих одежд, как бы наброшенных на них Сократом, и, напротив, могли бы отдать эти покрывала некоторым героям этого же поэта с их отнюдь не сладострастным, но поэтическим цинизмом. А какой народ испокон века создавал самые распутные поэмы? Конечно же, тот, у которого другие поэмы, можно сказать, совсем не складываются, — народ галлов, ведь и Вольтер в «Орлеанской деве» поэтичнее, чем в «Генриаде»; в Риме поэзии было меньше, а распутства больше, чем в Афинах, но и в Риме пакость родилась лишь в мрачных пропастях падшей империи — империи поэтической, нравственной и Римской. Дерзость безнравственного можно сравнить с мышьяковым возгоном: он придает блеск краскам, но в конце концов разъедает ткань и медленно отравляет того, кто ее носит
Совсем иное — цинизм юмора и остроумия куда более приемлемый. Ведь в первом случае цинизм серьезной поэзии, спускаясь по пологим склонам плоскогорья из длинной цепочки образов, приводит наконец к водопаду, с которого начинает течь бурно и неукротимо, — но такой роскошной цепи образов не встретить у греков, — а во втором случае юмор и остроумие как раз превращают такой образ просто в средство и, разлагая его на пропорции и отношения, отнимают у фантазии; поэтому комический цинизм сильнее сказывается у целомудренных наций, как-то: нации древние и британцы, — у них пышная мелодия образов звучит слабее; то и другое — совсем наоборот у испорченных народов. Аристофан, Рабле или Свифт — целомудренны, как учебник анатомии. Нечто иное, и куда хуже, те пародийные стихотворения и поэмы, — например, поэмы французские, поэмы, написанные людьми света, и некоторые у Виланда; эти поэмы, порхая между крайностями серьезного и смешного, осмеивают лишь дух, уничтожая его, и серьезно пишут лишь тело, творя его; ведь если у Гомера и даже у Гете в его сверхдифирамбической «Коринфской невесте» серьезное достоинство высшей красоты и чувства как бы окутывает своим блеском пышные формы образа и красота преображает своей внутренней силой тяжесть вещества, то французский жанр — кентавр наоборот: человек побежден, зверь освобожден, над всем благородным смеются, все достойное уничтожают, за все чувственное энергично вступаются, все чувственное старательно выдвигают вперед, и человек становится мартышкой орангутанга, так что сам жанр двусмыслен — и нравственно и поэтически.
С чувством стыда, то есть я хочу сказать, стыдясь своего стыда, я выражу свои сомнения отчасти морального, отчасти поэтического толка: сомневаюсь в необходимости выставлять дом терпимости напоказ, к храму нынешних муз, возведенному из обломков колонн и прочих развалин древнего храма Бесстыдства, что построен греками, подхожу, держа на плечах иудейские скрижали закона, — не затем, чтобы воздвигнуть их здесь, а затем, чтобы читать их вслух.
Я отнюдь не настаиваю на том, чтобы возноситься на небо вместо того, чтобы катиться к черту — который успел войти в нас и которому мы, на мой взгляд, обязаны отдать визит; но вот что главное, — утверждают{2}, что вся земля и весь мир — в полном распоряжении поэта, коль скоро поэт — это поэт, и что они (земля и мир) только и ждут, что он будет по своему усмотрению срисовывать их, не беспокоясь ни о времени, ни о нравах, — однако спросим, где же этот вольный и счастливый человек? Едва ли существует он в природе, еще не попался нам на глаза ни один такой греческий или любой другой поэт, у которого не было бы ни желудка, ни отечества, ни обычаев, ни времени, — как и у его почитателей, — но у всякого были и родственники, и кишки, и будни, и укромные уголки, так что всякий мог обрести и обретал свой индивидуальный облик (чего требуют от него философы). И только бог мог бы стать поэтом творящим, не считаясь решительно ни с кем, кроме себя; так он и творил, и всякий поэт — это крошечная метонимия бога; остальные люди — рифмы и ассонансы, а столетие — юбилейный стих.
Итак, ни один поэт до сих пор еще не обходился без времени и пространства, то есть без века и отечества, но всякий жил в них. Еще и потому поступал так каждый поэт, что вскоре замечал, что и его слушатели и читатели, точно так же как и он сам, рождаются и умирают. И это уже весьма неплохое объяснение того, почему греческие поэты, невзирая на всю свою божественно-поэтическую вольность, всегда чтили отеческие нравы, поэтически творя, и хотя бы потому никогда не подрывали нравы своим поэтическим творчеством, что творили лишь благодаря им. Боже, каким варварством показалась бы им попытка подкупать — не отвращать! — читателя картинами чужеземных варварских нравов, — словно зверь, попирать священную трепетность любви к отчизне. А если бы нечто подобное и сделал грек, тем более на сцене, как пытается нынешний немец Шиллер или Шлегель, — тонко чувствующий народ, не дожидаясь судей вкуса, судил бы как судья нравов. Ибо каждый народ чтил свои обычаи — и хор нравственного сердца, — и только мы, немцы, пытаемся распространить космополитизм чувства на нравы и обычаи, хотя нрав, распространенный на целый свет, есть отрицание в себе, потому что нрав и обычай по природе ограничены. Конечно, поэзия может чувствовать себя свободной, если вольность нравов налицо, и пусть танцует перед обнаженными ложами нагая муза трагедии; но пристало ли деве снимать покровы с женщины и супруги? Не бывает абсолютного стыда и стыдливости, стыд относителен — соразмерен с фантазией, не с действительностью, обнажить ножку в Испании и открыть лицо на Востоке — все равно что у нас раздеться донага; какая же земля и какой фиговый листок будут мерой обнаженности? Кто не согласен с абсолютной наготой, тот вынужден чтить и самое длинное покрывало, а не укорачивать его, коль скоро длину предписывает обычай. Если стыдливость — священное чувство, данное лишь человеку, нужно чтить и щадить чувство, в каком бы облачении ни представало оно перед нами.
Но никакое полотно, никакая поэма не ранит это чувство так, как сцена, — когда играют на глазах у народа, где пятая часть зрителей — дети и девушки, когда движутся и говорят на глазах у народа, когда, наконец, живые люди на глазах у народа открывают эротические тайны своей души...
Пожалеем хотя бы актрису, — если не мужа и не отца. Не жестоко ли поступает поэт, выставляя ее на посмешище перед публикой, чего устыдилась бы даже публичная девка? Кроме того, плагиат у римлян — у них рабы на сцене подвергались самым настоящим пыткам и на деле прелюбодействовали, — есть для поэта плагиат у людей, все равно что похищение человека{3}: ведь должен же поэт помнить, что есть граница, где кажущееся переходит в действительность, видимость в бытие и играющие на сцене тела — в тела реальные, и если поэт не требует от тела мужчины, чтобы оно по-настоящему и до беспамятства накачивалось вином на сцене, то он и от женского тела не должен требовать жертв, каких не мог ждать от чистой девы, сидящей в ложе театра. Кто ищет большего, — не художник, а тиран, я ненавижу его, потому что в своей любви к искусству он скрывает ненависть к людям.
Поэты любят смешивать наготу поэзии с наготой Греции, наготой камня, наготой живописи, — этим надеясь отстоять ее! Но какая же разница! Во-первых, нагота камня — вообще не нагота, статуя и может быть только обнаженной, потому что каменный плащ и явит нам только плащ, а не тело. Пластическая определенность реального — железная тюремная решетка, даже более того — каменная стена для фантазии; фантазия тогда — творение, уже и не творит сама, а поскольку все реальное как таковое — пока не прибавляется к нему фантазия — свято и поскольку ничему реальному, как и невинным детям, никогда не приходится покрываться краской стыда, то и скульптура, подобно спартанской девушке, не одета — а окружена лишь всеобщим покрывалом убеждения. Ведь и правда: в укромных кабинетах сластолюбца можно повстречать какие угодно нагие творения, но едва ли изваянные.
Короче говоря, в скульптуре сама реальность создает фантазию, а в поэзии — фантазия реальность; будучи изображением отдельного (кто видел высеченный в камне исторический сюжет?), скульптура обнимает лишь самые всеобщие отношения между людьми, какие существуют в природе, — порочность нравов тут с самого начала исключена, как у детей.
Но в живописи, этой посреднице между поэзией и скульптурой, уже не может быть таких одежд, которые не предвещали бы, а заменяли и устраняли тело. Нет, живопись открывает шлюзы фантазии — невзирая ни на какие платья и одежды. И ведь каждый парижский прощелыга привык смотреть на картины с драпировкой, тогда как в настольных его книгах обходятся без повязок.
Мой последний аргумент в пользу умеренности в эротическом снятии покрывал основан на благе людей или, пожалуй, на благополучии нашего века; вы согласитесь со мной, что аргумент этот не самый сильный. Вообще, если поэт обращает некоторое внимание на благополучие человечества (в положенных границах), то это нельзя считать недостойной чертой в нем. Ведь если верно, что растения-паразиты, то есть шесть чувств, которые держат в своих объятьях Европу, вытягивая из нее все соки, если верно, что дикий виноград полового влечения готов вознестись ввысь на месте самого дерева, совершенно уже засохшего, то поэзии с ее свободой следовало бы скорее отнимать чувственную направленность у нашего рабского времени, чем придавать ему чувственность. Прежде, когда существовали и религия, и великие цели и когда Боккаччо еще мог переписываться с Петраркой и состоял профессором дантоведения и когда, соответственно, эротическая фантазия была весьма слабо развита, тогда наверняка поэтический язычок амурного пламени не причинял вреда, подобно тому как и порох возгорается не от пламени, а от угля, с которым приходит в соприкосновение. Теперь-то хуже. Если исключить столицы, где театр не может заметно повредить нравам, потому что искусство встречает здесь не столько нравственных, сколько образованных людей и потому радует, а не портит, то вы с одинаковым успехом можете устраивать фейерверк на пороховой фабрике и сочинять подобную поэтическую ракету и петарду; и если некоторые новые поэтасты так яростно набрасываются на язык нашей прежней честности и целомудренности, как будто именно его (не что-нибудь иное) гонят к нам через границу, — так это глупость и грех.
Меж тем именно благо людей — аргумент в пользу эротической откровенности; так у одного из наиприятнейших путешественников, которые когда-либо возвращались из Франции. Так, автор «Путешествия в полуденные провинции Франции» оправдывается княжеской «часовней невест»{4} и надеется, что картины вольного содержания привьют бледному миру теней — высшему свету — известный вкус к чувственному, отчего, надеется он, воспроизойдет множество всяческих благ, так, например, станут наконец появляться на свет наследные принцы. Этот ревностный муж света — справедлив ли он к людям света с их фантазией? Ибо эротической фантазией — в отличие от всех мощных мужей прошлого и в полном сходстве со всеми слабосильными настоящего — они не столько обделены, сколько богаты и больны; как раз чуть поменьше фантазии, и получилась бы настоящая устричная диета... А так выходит, что остроумный полдневный путешественник дает им materia peccans, сиречь ядовитое зелье греха, в качестве materia medica — целительного снадобья, заставляя бедный, богатый высший свет еще больше мучиться и страдать от идеально-лафатеровских «перспектив небесного блаженства», для чего свету нередко недостает одного крыла. Человека сострадательного трогает до глубины души и даже до смеха бедственное положение высокородных господ, которое только еще усугубляют такие литературные создания. Лишь для могучего немца древних времен с его здоровой душой и здоровым телом даже самые вольные картины — всего лишь картины, и как раз в этом смысле признак отнюдь не дурной, что дрезденская и лейпцигская цензура разрешает печатать, причем с полным названием города и издательства, сочинения Альтинга и товары Греффа — духовные воплощения запрещенных в обоих городах публичных домов.. Однако sapienti sat! Восемью предостережениями и ограничивается вся моя критика поэтастов. Прародительница и Ева всего грешного семейства — Юность, то есть юность индивидов и молодость эпохи. Не будет родительницы, не будет и потомства. А поскольку уже многие успели подметить, что юность, как бы молод ни был человек, с каждым днем убывает и наконец совсем сходит на нет, то мы явно находимся в преддверии самой великолепной засухи, когда реки пересыхают и оскудевают источники.
Однако, господа, вижу, что все вы разошлись по домам, — наверное, вы недовольны мною; я остался совсем один, — не колеблясь, прерву себя и незамедлительно удалюсь; ведь не надо же мне ораторствовать, уговаривая самого себя.

НОВОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ЛЕКЦИИ,
ОБРАЩЕННОЕ К ПОЭТРИЯМ{1}. —
ибо я увидел, что некоторых слушателей подхватили под руки дамы и силой ведут назад, чтобы присутствовать при эпилоге лекции и выслушать послечтения чтений. Все они сказали, — потому что ни одна не молчала: нет среди них поэтесс, поскольку «поэтесса» — это, согласно Вольке, будто бы значит «жена поэта» (все равно что поэтрица или поэтриня), но все они — поэтрии, или поэтриды (тоже пиитрии и пиитриды), что означает девиц незамужних, потому что не стоит и труда заводить себе мужа. Я подхватил эту нить и еще больше развил ее: «И верно! Потому что по сравнению с лирической антологией любви и даже по сравнению с уличной песенкой о любви замужество — все равно что канцелярская проза, такая скучная, какую только можно придумать, — а что несколько женских рифм в канцелярском стиле брачного контракта по сравнению с мужем, вечно рифмующимся с самим собою? Но что, впрочем, вам угодно?»
«Опровержения!» — воскликнула одна берлинская еврейка с такой запальчивостью, словно я — муж и шут ее одновременно. Дело в том, что стояло тут пять (или что-то около этого) девиц, или девственниц, — правое или левое крыло знаменитых десяти из евангельской притчи. Я отвечал: «Почему бы и нет? Что же мне, как и всякому, целую жизнь твердить только: да, да, да на все, что я ни скажу, и ни разу не сказать: нет, нет, нет?» — «Вот он всегда такой, — заметила вторая девственница, обращаясь к остальным, — именно ваши шутки, — это уже говорила она мне, — именно ваши шутки всегда вознаграждали нас за вашу серьезность, и все мы, все, кого вы видите сейчас перед собой, не отступились от вас, хотя в вашей не подчиненной метру манере изложения и недоставало нам подлинной свободы и не подчиненной метру манеры жить». «По крайности избавьте нас от ваших чопорных британок и сверхцеломудренных особ! Ах, бывает разнузданность, в которой больше религиозного, чем в вас веры». — сказала третья, девственная лампада которой была, по-видимому, задута ветрами скитаний. «Нам хочется сильных женщин, — сказала четвертая, — а не ваших древних могучих мужей, и больше нам ничего не нужно, не нужно даже и мужей, мы сами будем полагать себя, как Фихте», — эта четвертая девственница, или девица, совершенно отклонилась от темы, а может быть, и еще от более важных занятий; свет лампады ее не гас, потому что в руках у нее совсем не было лампады. Тут мне показалось, что пора и мне взять слово, как вдруг пятая из дев, как бы настоятельница и аббатиса всего хора монашенок, выпалила: «Вот что — все мы много-много лет тому назад слушали лекцию на неделю Jubilate, и совсем бы не хотелось пережить всю эту скучищу во второй раз, а мы пришли сюда, чтобы выслушать, — если только вы пожелаете говорить, — откровения и обращения к поэтастам (или поэтриям) женского пола, особенно же применительно к четырем предостережениям сердцу, — все то, о чем пришлось бы затем постоянно помнить, чтобы не слишком уступать Клотильдам и прочим романтическим ангелам и не опускаться ниже их».
Много сказано, много всего; находясь в столь затруднительном положении, лектор выразил на первый случай все свое смущение и восхищение при помощи сонета, из которого ему, правда, удалось впопыхах произнести только рифмы катренов. После чего я и начал — в не подчиненной метру прозаической манере — так:
«О прекраснейшая пятерица! Если бы дамы стремились наводить порядок среди идей с той же настойчивостью, с какой наводят они его в мире тел, то мне пришлось бы замолчать и пожелать вам доброй ночи. А так что получится, то и ладно! Итак, четыре относящиеся к гордыне, грубости, ненависти, любви предостережения сердцам мужчин-поэтастов мы вставим для женственных поэтрид в оправу, и эта оправа будет пятым предостережением. Вот оно — никогда не выходите замуж!
Нет, не вздрагивайте в изумлении! Я ведь подчеркиваю, что исключаю тот случай, — и тогда допускаю возможность брака, — когда некая поэтически-гениально настроенная невеста внесет с брачный контракт тайную статью, устанавливающую для обеих сторон срок, в течение которого они обязуются развестись. Уже многие до меня замечали, что расторжение брака соединяет супружескую пару сердечными узами — в иной, более высокой степени, — уже замечали, что сердце супруга, даже если он и поэтаст, переполняется тогда любовью и он наслаждается всей пикантностью отношений со своей разведенной поэтрией и даже, можно сказать, поэтессой, — и он не вдов, и она не вдова, — ни один не повелевает, ни один не подчиняется (если не попеременно), — оба нежны, горячи, — оба любят не по обязанности, а еще и сверх того — оба робки, застенчивы, а притом и интимно близки, — оба страшатся света, оба опасливо-дерзки наедине, — и оба свободны, и нет уже такой минуты, когда нельзя было бы отказать... О девы, девы, уже одна картина развода вдохновляет вас вступить в брак. В этом смысле замужняя особа подобна больному зубу, который можно выдернуть и, удалив нерв, вставить на прежнее место, дабы он блестел и кусался, уже не причиняя ни малейшей боли.
Но спокойно, спокойно! Ведь дурным будет предостережение о безбрачии, если покажется, будто всеми преимуществами безбрачия нельзя пользоваться и без разводных писем и без уплаты пошлины.
Четыре предостережения сердцу кротко советуют не вступать в брак. Сначала первое — относительно грубиянства. Грубость, присущая мужчинам, поэтастам, в душах нежных женственных поэтрий смягчается, она становится лишь дерзким и нагло-упрямым оговариванием и осуждением женщин, мужчин и книг; для поэтриды нет авторитетов — кроме как в зеркале, или, может быть, есть еще авторитет Гете, Шекспира или какого-нибудь другого любимого писателя. И все это еще совсем не заслуживает порицания. Но, к несчастью, о добрейшая пятерица, муж, супруг, не сидит и не смотрит спокойно на то, как вы с воинственным видом приступаете к нему, готовые оговаривать и осуждать. Но где же искать случай и основание для смелой и дерзкой хулы, если не в нем? Ведь пословица гласит: чем ближе к Риму, тем реже вспоминают о святом отце, — а ведь некоторые мужья даже и не отцы и не святые. Ну а кончите вы тем, что станете грозой города, потому что если и вообще благоухающий и мягкий медоносный цвет девственности, вызревая в душной оранжерее супружеской постели, превращается в зимние сорта плодов, которые делаются мягкими лишь очень медленно и поздно, то, прибегая к помощи иной аллегории, можно себе представить, что дева-амазонка, уже пожертвовав своему луку одной грудью, хотя и приносит свои жертвы, как всякая женщина и жена, но все же немало кротости и мягкости хотела бы оставить за собой в одной уцелевшей груди. Вообще в новое время махнули рукой на древних, на Библию и на Руссо и вместо тихости воспитывают в женщинах лихость и вместо кротости — дикость; но только забывают при этом о задатках, присущих женской душе. Поверь же мне, о достойнейшая пятерица, у вас есть все, чтобы кипеть и буянить: стоило бы мне только пожелать, и вы сразу же живо изобразили бы и доказали мне мою же теорему. Женщины в обществе кротки, мужчины необузданны, потому что поле деятельности мужчины — все общество, это — поле битвы. Настоящий лектор видел в жизни мадонн, — такими были их лица, такими звуки их голоса, — и, однако, стоило им из гостиной перейти в спальню, как они превращались в смелых солдат, идущих на штурм вражеской крепости, — как бы высоко ни ставил я „Физиогномические фрагменты“ Лафатера, но все же мне не удалось в женских лицах найти такой фрагмент, который гарантировал бы покой и мягкосердечие; в лицах мужчин этот фрагмент иной раз и обнаруживался. При этом новейшая укрепляющая медицина (стеническая метода) просмотрела в женщинах одну весьма обыденную вещь. Мужчина неукротимее всего в юности, с годами он охладевает; а женщина в девицах такая робкая, и такая кроткая, и такая мягкая, что всякий шип розы зеленеет у нее и гнется — укрепляется и отвердевает он позднее, в самодержавном одиночестве брака. Я вообще не говорю еще об одном, третьем по счету, моменте, считая его вполне доказанным, — а если нет, то вы можете доказать его, не сходя с места, — дело в том. что вспыливший и рассвирепевший мужчина может еще иной раз прислушаться к каким-то разумным доводам, но женщина не только отвергает всех их в буре, но отклоняет и тогда, когда наступает затишье, и вообще Сократ в общении с Ксантиппой рассудительнее Сократиссы в общении с Ксантиппом... А вы-то, книжники, еще подливаете в пламя женской необузданности свое жирное, гладкое чернильное масло! Но далее: в довершение всего, досточтимая пятерица, супруг желает, чтобы вы почитали его еще больше, чем Гете, ибо супруг готов простить супруге всякий грех, но только не грех против святого духа его личности. Слово-пушинка тут порой весомее, нежели бремя деяний. Итак, останьтесь же по ею сторону досок, ножек и занавесей с бахромой — по ею сторону супружеского ложа. Остановитесь на почитателях: тогда-то, не причиняя ни малейшего ущерба любви, вы сможете освистать их, приставив к губам ключ, которым скрываете их сердца, — ибо он открывает только их сердца, — и вы сможете выставить их на позор с ошейником на шее, — ибо иначе такой ошейник лишь превращается в шейный платок супружества; более того — всемирная история сообщает нам о таких пощечинах, от которых любовники, удостоившиеся их, становились лишь более преданными рыцарями дам, тогда как даже самые сильные оплеухи, раздаваемые законным мужьям, лишены действия хотя бы воздушных поцелуев и даже, нужно сказать, скорее ослабят, чем усилят в них чувство любви.

Будучи сходным по последствиям, второе предостережение поэтастам уже почти исчерпано, о гениально настроенный квинтет! Если для одного почитателя вы — жемчужная раковина с жемчугом, или блестящими мыслями, внутри, если для другого — его вы осудите вместе со мною — вы жемчужная раковина, которую нужно поглощать глазами и губами, то для мужа вы то же самое, что и он, то есть раковина — только другого пола. Надеюсь, что вы слишком горды... Но все же не в этом главное; беда, что надо спешить, иначе скоро закроют ворота, — из-за этого пропадают самые лучшие места. Представьте себе, что ваши воздыхатели духовно обручили вас с каким-нибудь хваленым поэтом, ради которого вы, как невесты по духу, должны оставить теперь отца вашего и матерь вашу. А что будет, если ваш супруг, будучи, скажем, стилистом, окажется антиподом и соперником хваленого поэта? Я бы не хотел присутствовать тогда при ваших домашних диспутах!.. Ветхий и Новый заветы можно соединять в одном переплете, но не поэтрию и стилиста — в одном браке!
Однако кроме брачных негативистов следует еще больше остерегаться брачных позитивистов. Представим себе, что поэтрия разделяет идеи своего почитателя, или спутника, и обменивается с ним идеями, тогда она, без тени сомнения вторя ему, рассеивает по свету его эстетические приговоры, — потому что как в мире тел, так и в мире духа слуховые рожки были изобретены раньше (по Бекману), чем переговорные трубы, или рупоры, — и никто не возразит ей ни словом. Но что, если она приставит слуховой рожок к уху своего мужа (вместо перелетных воздыхателей)? В первом случае обо всем известно всему свету, здесь же, во втором, ничего определенного не будут знать даже и воздыхатели. (иллюстрация-пояснение https://www.youtube.com/watch?v=0zS56ZsyuNw от Ладара)
И знакомое вам третье предостережение поэтастам, касающееся ненависти, рекомендует не столько вступать в брак, сколько отступаться от брака. Вам и тем немногим, что тщатся вам подражать, прекрасно известно и без меня, какую необычайную прелесть придает вам в глазах всякого созаседателя вашего по туалетному столику, — хотя скромность ваша не допускает даже мысли об этом, — изящно выражаемая вами ненависть ко всякому человеколюбию, к лунному свету, ко всякой чувствительности и к людям, проливающим слезы. Огнедышащая Этна всю Сицилию снабжает снегом своих пещер, — так вы и ваши почитатели почерпнули из новых сочинений Гете столько льда, сколько нужно было, чтобы остудить его прежние, и на деле многие из вас повторили бы эпиграмму Гете: человек — собака, потому что жалкое существо собака{2}. Кто говорит горячо, у кого, значит, пылкие уста, тот в глазах многих поэтов подозрителен, жар — опасный симптом нездоровья: если у собаки нос теплый, значит, она больна. Одно по крайней мере очевидно (сошлюсь на вас), — поэту, если он еще недостаточно остыл и потому не может согревать других, далеко до подлинного поэтического величия, тогда как представляется некой величиной иной поэт — гроза сердец и бумаги (террорист) и вообще человек не чуждый жестокости; так, если следовать Зейме, то Аполлона Бельведерского в Риме многие считают статуей Нерона-победителя.
Но эта эстетическая черствость или даже бессердечие наделяет вас чарами и придает вам твердость духа, — если бы вы умели по-настоящему пользоваться этими преимуществами! — ведь поклонники подъезжают к женщинам со стороны сердца, как ландскнехты нападают на рейтаров с левой стороны, где у тех нет оружия, а быстро на лошади не развернуться. Не счесть прыжков, которые вынужден будет совершать несчастный любовник, если с сердцем дело не выгорит и придется дотягиваться до головы. Искусственное ожесточение сердца уподобляется самому устройству тела, — мягкое сердце и нежная грудь разделены защитной клеткой из костей.
Но какой прок от всех этих преимуществ в браке? Да никакого, один вред. Брак быстро опустошит женскую голову, но сердце не исчерпать; и остроумная мысль, и рассудительная идея устаревают, повторенные многократно, а сердечное чувство всегда молодо, не стареет. В браке женщина может утратить блеск, но сердце не стынет: так горящий при свете дня ночной фонарь не ярок, но зато греет, — пламени почти не видно, а он пылает жаром. Уподобление это можно обобщить: как эта восковая свеча, мы в разные времена будем гореть более или менее ярким светом, язычок пламени будет короче или длиннее, но тепло наше не ослабнет никогда, ни на один день.
Остается еще последнее, четвертое предостережение, относительно чувственной любви, которое тоже надлежит оценить в связи с пятым — не выходить замуж. Надеюсь, я говорю с дамами, давно забывшими пошлые предрассудки, так что можно говорить посвободнее, чем со всякой дюжинной серостью. Теперь образованные дамы лелеют в своем сердце поэтические творения небывалого духа, подобно тому как индийские дамы ласкают, прижимая к сердцу, всевозможных необычных животных вроде свинок, змей и ящериц, из числа которых надлежит змей и ящериц класть на грудь ради прохлады. Мы теперь, наверное, все согласимся с тем, что если считать женщин и дев священными существами (это вполне правомерно) и тем не менее всякого, кто коснется их, считать скверным, то такой обычай — не что иное, как жалкое суеверие старинного Египта: голубей в Египте чтили как птиц священных и потому разводили их целую пропасть и тем не менее боялись оскверниться прикосновением к ним. Разве не смешно? И однако обычай наш — лишь естественное последствие недостойных ограничений — лицемерной чопорности нравов, которую испокон веков старательно прививали всем нам, а особенно женщинам. Имперский указ 1577 года запрещал всем благонравным женщинам прыгать, а отсюда рукой подать до запрета любых „скачков“ в области духа, — будь то скачущие мысли или наклонности. Но если необходимо решительной рукой выпалывать известные, издавна укоренившиеся предрассудки относительно чувственности, то не знаю, прекраснейшее пятичувствие, возможно ли добиться этого, состоя в браке! Муж и сам по себе — редкое растение, но еще реже встречается муж, вместе с которым жена, в благодарность за утренний дар, получает бесплатное приложение пяти дарственных экземпляров мужа, вроде того как (совсем напротив), если покупаешь пять экземпляров одной книги, то шестой получаешь в придачу бесплатно. Ведь даже выбрав в мужья настоящего, читающего сейчас свою лекцию лектора, ошиблись бы те из вас, прекраснейшая пятерица, кто был бы о нем более благоприятного мнения. Итак, для каждой, кто серьезно относится к делу, ничего не остается — а остается лишь в силе мой совет хотя и любить любить, но не любить сочетаться браком. Поэтрида ищет и всегда обрящет молодых мужчин, которые умеют ценить искусство и науку и умеют получить за них настоящую цену, — и только супруг, как мы уже слышали, ничуть не печалится об искусстве и науке своей жены; но искусство и наука — такие близкие соседи и родственники любви, что в Афинах невозможно было принести жертву воинственной и мудрой Палладе, не принеся жертву Амуру, потому что статуи Паллады и Амура стояли в одном и том же храме, — античный обычай этот блюдут в новейшие времена многочисленные учителя пения и игры на фортепьяно, а также гувернеры, только что устаревшие ритуалы они давно уже отбросили. При известной доброте душевной никак нельзя не заметить и не разделить высших намерений учителей, — ведь, конечно же, не может быть их целью порождение чего-либо смертного и преходящего, вроде песенок, пьесок, экзерсисов и тому подобных порождений духа, — их цель есть. ;очевидно, создания бессмертные в самом строгом смысле слова, то есть такие, которые, подобно их родителям, продолжают жить ив ином мире.
Итак, о прелестнейшая пятерица директрис могущественнейших, нежели пять директоров былой французской директории, надеюсь, теперь можно сказать, что я с горячей убежденностью проповедовал и прославлял перед вами старинное речение, гласящее: „Tu felix Austria nube!“ (то есть „О, счастливая Австрия, сочетайся браком!“)[258], в прекрасном обращении и должном применении к вам: „О, счастливейшая директория, не сочетайся браком!“ (то есть: „Tu felix directorium ne nubas!“).
Известно, что Австрия нередко умножала свои владения посредством заключения браков.
Впрочем, все послесловие и эпилог лекции — не более чем скромный знак моей признательности вам: вы, несмотря на множество серьезных и сентиментальных мест, или пятен, в моих сочинениях, вы остались верны мне — в благодарность за шутки. Но такое постоянство вознаграждается и помимо моей благодарности, ибо верность эта — того же рода, что приверженность дам к пикнику, коль скоро он был предрешен в светлую и солнечную субботу в надежде на еще куда более божественное воскресенье, — от воскресной прогулки дамы не отказываются, если в воскресенье утреннее небо грозит, а полдневное проливается на землю грозою: дамы не меняют ничего, не меняют и решений, а только зонтики от солнца меняют на зонтики от дождя... Спокойной ночи! И та вечерняя прохлада, которую ощущают сейчас прелестные слушательницы, да не падет на мою голову духовным инеем!»
Девственная пятерица удалилась; в руках у дев не было лампад, но и не проронили они ни слова благодарности, на что я так рассчитывал. А наутро я узнал даже, что большинство слушательниц рассердилось на меня за совет не выходить замуж, — особенно недовольны были те, что постарше, поменьше — некрасивые, менее всего — самые юные. Но коль скоро теперь это стало известно, то впредь любому не возбраняется давать пиитридам обратный совет, а в жертву лучше уж приносить их будущих мужей."

Практика Купалы являет нам фольклорную попытку сохранения и передачи из поколения в поколение возвышенных мотивов продолжения рода, в противовес рациональным, которые стали доминировать в мотивах к заключению брака, по мере развития частной собственности, как мерила человеческой состоятельности.
Нельзя отрицать приоритет рационального выбора над банальным удовлетворением чувства либидо, (когда "стрелы Амура окунают в г..."), как прогрессивный элемент селекции, который, однако, сам страдает нравственной ущербностью в области селекции на предмет человечности.
Сия нравственная коллизия безмерно усложняет выбор партнёра для продолжения Рода Человека, когда любой выбор в рамках взаимоисключающих требований заведомо ошибочен, но должен быть сделан во имя продолжения Рода.
"Рекламная" притягательность рационального и духовного, как двух камней Гингемы спасительна для стремящихся избежать участи "Буриданова осла" и сделать однозначный выбор в пользу одного, но губительна в качестве стадности для Человеческого рода в целом, для которого и тот и другой "стога сена" являются Сциллой и Харибдой.
К счастью для человечества выбор индивидуален и у каждого свои приоритеты в его осуществлении, поэтому "средняя температура по больнице сохраняется относительно нормальной", до момента, когда рациональное попытается идейно истребить человеческое.

Если нравственная альтернатива рациональному выбору отсутствует по причине подавления нравственного закона "духовной" силой владельцев капитала, стремящихся всех сделать своими слугами и проститутками, то природа использует более примитивные средства с более низким эволюционным КПД.
https://www.youtube.com/watch?v=7baxV-v0rP0
(Присмотритесь к девочке, она - гениальна. Надо только найти ракурс с которого описываемый ею мир чувств обретает иное измерение, помимо представленного ею и очевидного для большинства из нас.)


15 май 2021, 10:37
Профиль

Зарегистрирован: 07 фев 2013, 16:58
Сообщений: 1885
Сообщение Re: ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ.
Человек, как и все виды животных, мотивирован к воспроизводству инстинктом продолжения рода.
Для всех видов ключевое значение имеет ресурсная база и в перспективе - её необходимая и достаточная часть, для выкармливания потомства, которую необходимо отстоять у природы или конкурентов.
Собственность является достаточно гарантированным ресурсом для воспроизводства, но будучи наследуемой, лишь отдалённо отражает степень генетической полноценности её обладателя.
Неполноценные склонны создавать культ того, что по их мнению способно компенсировать их неполноценность в области воспроизводства.
https://www.youtube.com/watch?v=VoLYogb0Vso
Здесь мы имеем наглядный пример противостояния двух граней идиотизма, каждая из которых включает в себя здоровую основу требований к брачному партнёру.
Степень полноценности партнёров, как в генетическом так и в культурно-социальном плане, позволяет им делать более гармоничный выбор своей "второй половинки".
Но, то, что позволяет собственная природа, не всегда позволяют законы и уклад общественных систем и отношений.
В той мере, в которой природе удается преодолеть препоны порочных социальных отношений, Род способен приумножаться совершенством, либо деградировать, в зависимости от того, что пересилит - поднимут ли социальные законы - культурно-генетические отбросы на более высокий уровень или опустят до их уровня - Человека.
Психическая природа человека стремится сохранить себя в миру полном преуспевающих нелюдей, через образ мышления и культуру, навязывающих человеку правила игры за жизнь.
Если в примитивном обществе лишенном частной собственности и эксплуатации, как формы паразитизма, эффективный добытчик ресурсов справедливо котировался, как будущий отец возможного потомства, то в обществе тотального паразитизма успех вступает в противоречие с человеческой природой и его обладатели стараются обезопасить себя от её проявлений.
Проявлениями человеческой природы могут стать попытки её носителей играть по правилам паразитов, пытаясь совместить в браке ресурсную базу паразита с чуждым её обладателю человеческим генотипом, что чуждо человеческой природе в отношении другого человека.
Власть на основе обладания ресурсной базой, является основой для порабощения природы человека и его принуждения к продажности в ущерб совершенству Рода.
Победа нравственных законов паразита, закреплённая в его доминирующем воспроизводстве, над человеком, приведёт к вытеснению паразитизмом - творчества, что сделает сообщество неконкурентоспособным.
Верность "купившему" человека, после извращения воспитательной нравственной человеческой культуры отношений - паразитизмом, является преступлением против самой природы Человека, которому противостоит его нравственный инстинкт.
В системе "нравственных" паразитических ценностей принято противопоставлять "заботливому и состоятельному супругу" - безответственного и "неутомимого в сексе - самца-любовника", жлобоватого, как поручик Ржевский или изысканного, как профессиональный ловелас или альфонс.
Последние, изощряясь в культурных элементах чуждых материальному паразитизму, будут противопоставлять себя - "денежным мешкам".
Надо сказать, что одни других стоят, являясь паразитами двух конкурирующих видов - "вульгарис" и "модернизимус".
Остаётся вопрос, - есть ли место между двух "культурных стульев"?
Хотелось бы думать, что есть.
Но оно - явно, - не для дураков, поскольку рекламой - символом продажности, себя не выдаёт, не обещая ни денег, ни изысков секса, а потому и найти его очень трудно и долго.
Не всем хватает жизни - пройти "экзамен" на котором можно взять "другой билет", но всякий раз результат будет оценен на балл ниже.


09 окт 2021, 09:10
Профиль

Зарегистрирован: 07 фев 2013, 16:58
Сообщений: 1885
Сообщение Re: ВЕРСИЯ РЕАЛЬНОСТИ.
Ролик не о православии, а о предчувствии неотвратимого.
https://www.youtube.com/watch?v=hQ7Nt41Anh0
Он не заслуживает особого внимания, но ставит любопытный и скандальный вопрос, - надо ли бояться православных?
От себя могу только добавить, что обязательно - надо, но только если они - бывшие коммунисты-политработники. :lol:
Когда идейная убеждённость подавляет рассудочную деятельность и является самоцелью, то это страшно.
Когда-то для меня таковой стала Любовь, когда мне открылся её сакральный смысл.
Чувство счастья переполняет и опустошает разум, становясь самоцелью.
Духовная наркомания, это тоже страшно, поскольку девальвирует все иные радости жизни, как и её смысл.
Видимо Христос не говорил подобного Мухаммеду, о том, что - "час размышлений, ценнее года поклонений".
"Вдалбливать" эту истину требовалось в головы тех, кто патологически склонен к обратному, коих Он возможно не видел во внемлющих ему критически, поскольку не проповедовал на Руси, где библию целуют, а не читают по-привычке, со времён былой безграмотности, чтобы не усомниться в вере своей.
На что опирается их дух, - только Богу одному ведомо.


22 июл 2022, 11:22
Профиль
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 65 ]  На страницу Пред.  1 ... 3, 4, 5, 6, 7


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 9


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
cron